Освобождение царской дочери солдатом.

Вот там у царя ли, у короля ли, детей не было. Оне жили двое с жаной. Сколько лет оне жили без сокрови́шшей: детей не было. Потом в антересном положении она у нево стала. И приснился ей сон:

— Родитца у вас дочь, ро́стом довольна и счастьем не счастлива.

Она своему супругу расказыват сон:

— Вот так и так.

— А чо жо будем делать? — говорит.

Ну, и родилась у их дочь. Вот лет до семнадцати она у их дожила́. Ну, курсы там разные, учи́лишша кончила. Ну, и покамест ладно. В одно время она с нянюшкам, с мамушкам пошла на корабельную при́сталь прогуливатца. Неоткуль прибежал на ету при́сталь антересный карапь. Как её заинтересовал етот карапь. Зовёт она нянюшкох своих.

— Чо у их новово?

Да, как была у их тро́почка вы́брошена на берег узёшенька, двам нельзя пойти по ей. Только как она в карапь зашла, не успели ети нянюшки туды зайти, вдруг буря, погода и етот карапь на дно ушол. Те испугались, прибежали королю объяснять:

— Так вот и так. Вот како́ несчастье. Царевну подхватило и потопило.

Царь испугался, за етим кораблём шлюпки там — погоню, ну, ничево, пропал карапь — и всё тут. Ну, товда пропала дочь. Ро́зыски, гонцох по всемя́ сторонам, ничево не могут найти.

Товда уж не в течение год ишшут, найти не могут. Из-за новобранцох один солдат выискалса.

— Я отышшу, — говорит, — царю дочь.

Тут все на ево:

— Чо ты тако не по силе ето беды́ берёшь?

Ну, он своё. Он хвалитца:

— Так и так отышшу.

Принуждёны донести царю. Ну, донесли царю, достал ево царь на лицо. Товда пришол етот новобранец.

— Ну, што ты обешшашь мне найти мою единственную дочь?

— Рад старатца, отышшу!

Разговор повели оне с царём, солдат етот. Царь и спрашиват:

— Каким же ты путём будешь разыскивать: сухопутным али морской путью будешь разыскивать?

— Да, ваше царско величество, здесь думаю на корабле отправитца, а там, как бог даст.

Ну, там карапь ему препоручили, и двенадцать гребцох он попросил себе и капитана.

— Да как же, царь-батюшка, — просит он, — капитан — большое лицо, а я маленькое. Вы дайте мне кой-либо чин, штоб капитан мог меня слушатца.

Ну, дал он чин тра́поршика.

— А капитана, — говорит, — ваше царско величество, заставьте ево меня слушатца, што я буду приказывать.

Отправились оне путём-дорогою. Вот пловут оне год, пловут и другой, пловут и третий. Доплывают оне до каково-то места, потом как чин трапоршика распорядился:

— В лодку!

Остоповал их середь реки, а сам взял двух гребцох и на́ море. Ну и доплывают до берегу в лодке етой, с гребцам двои́м.

— Ну-ка, ребята, подём по лесу, посмотрите нет ли чево тут.

Вот идут, видят: тропинки, дорожка. Вот тра́поршик и думат:

— Чо тако тут может быть за тропинка? Тут птица не летает, не томо кому живому ходить.

Вот доходит — и стоит избушка. Заходит в ету избушку — в етой избушке, посередь избушку, вмазаный котёл, так что человеком десяти наестись.

— Вот што, — говорит им, — ты, Ваня, со мной подём на охоту, етто дичи много, а ты, Алёша, суп вари.

Ну, оне пошли на охоту, а етот остался суп варить. Уже готовый у ево суп стал, а промышле́нцох всё нет. Приходит к нему в избушку человек не мал — с потолок ростом.

— Кто дозволил тут в моей избушке остановитца без спросу?

— Я не причинен. Над нами есть хозяин — восподин трапоршик, а я не причинен.

— Ну, лей-ка мне своёво супу, што ты варишь.

— Я без хозяина не смею, хозяин придёт, с меня строго зышшет.

Берёт он, етот человек, с потолок ростом, еловый сук и давай ево, бедново солдата, стегать. Всево исстегну́л, суп съел, сам ушол.

Вот после ево он мало-мало опомнился, давай свежий суп ставить имя́. Вот придут — исть нечево. Приходит етот трапоршик с Ваней, етот солдат спит. Попробовал суп — сырой.

— Што такое за соня, вставай! Спать-то ты и остался тут?

— Извините, я захворал.

Не сказыват он имя́, што тут было с ём. Ну, доварили суп, поели, переночевали тут. На завтре идёт он с Алёшей на охоту. Ваню заставлят суп варить. Вот честь-честью Ваня суп поставил. Готовый уж у ево суп стаёт. Короче сказать, заявлятца опеть етот же человек к Ване. Ну, и всё, как с Алёшей было, и опеть он с испугу без памяти свалился. Маленько опомнился, поставил свежий суп, а сам спать завалился. Приходит трапоршик с Алёшей, суп сырой — будит ево, а уж Алёша понимат, в чём дело.

— Эка проспал!

— Извините, — говорит, — я захворал.

На завтре отпускат Ваню и Алёшу, их обои́х на охоту, а сам остаётца суп варить. А те уж сознались друг другу, шопчутца межу собой.

— Как-то он будет суп варить?

Трапоршик суп поставил, сидит — суп готовый. Приходит етот же человек к ему.

— Как посмел ты в мою избушку без дозволения моево войти и рабочих своих оставить тут?

— Извини восподин-хозяин, мы люди стра́нные, от царя посла́нные, утомились, нековда мне хозяина ждать.

— Влей-ка мне супу!

— Милости просим!

Налеват ему супу в чашку. Как влил супу, суп попробовал:

— Ах, очень етот суп у тебя хорош, как к ему да выпивка!

— Извини, восподин-хозяин, взять негде.

Садитца к столику — столик тут стоит; етот хозяин постукал об столик, достал две бутылки водки.

— Ну-ка, брат, вот ты выпей бутылку и я бутылку.

— Извините, восподин-хозяин, царя-батюшку гневить не буду, ни в глаза, ни по загла́зью. Как царь-батюшка дозволял мне гля здоровья по рюмочке выпить, а больше не могу, а вы как хотите́.

Достал хозяин большой бокал и маленькую рюмочку, приказывает трапоршику наливать и подавать. Как трапоршик взял бутылку, в кружку вышла вся, и себе налил маленькую рюмочку. Как выпил хозяин бокал, маленько супу подзакусил, приказывает ешшо наливать; опеть ему кружку налил, себе полрюмочки.

— Ето гля вас, гля уважения, — говорит.

И вторую кружку хозяин выпил, а трапоршик подбавил ему ешшо супу. Как прибавил ему трапоршик ешшо супу, он ешшо две бутылки достал, и одну выпил, другу целую оставил. И потом ево в сон бросило. И он спрашиват трапоршика:

— Вы шибко уснёте, как спите́?

А он отвечат:

— Ново́й шапи́т, ново́й храпит! Не оскорбись, восподин хозяин, а вы как спите′? — спросил трапоршик.

— А я как сильно разосплюсь, так с меня пар пова́лит.

И потом свалился етот хозяин спать.

— Ляжь и ты! — говорит хозяин.

И трапоршик поневоле с ём лег. Вот повали́л из ево сильный пар. Етот не обробел, соскочил, бац — ему голову обрубил; голову и ноги. Потом нача́л у ево в кармане обыскивать. Нашол два золотых ключа.

Потом, как два етих золотых ключа нашол, и умствует себе:

— От чово-набить у ево да есть ети ключи.

И стал по стена́м ошшупывать, оклейку обивать, и нашол потайную дверь. Живо, по-солдатски разломал. Тогда заходит в ету дверь; комната убра́на всякими драгоценностями, там ешшо дверь отворил, сидит в етой комнате ета сама царевна. Комната вся у ей дорогим золотом убра́на.

— Ах, почево то ты, молодой человек, сюда зашол? Я так и так, меня украли, с фальшивым кораблём погибла я. А ты-то почево зашол?

— Как же я не пойду, царевна, я от вашево папаши посланник вас розыскивать.

— А чем вы можете уверить, што вы от папаши посланник? Што у вас есть знак от папаши?

Достаёт из портмонета именное королевское кольцо. Увидела кольцо, возрадовалась. Товда сидят оне в комнате, разговаривают, слышит ево охотники пришли, и разговор ведут.

— Видно тра́поршика нашево убил и самово ево реши́л. И супу нету. Ну, давай хоть водку выпьем.

И как давно оне водки не́ пили, бутылку выпили и давай крупный разговор промеж собой вести. Царевна услышала:

— Ето што за шум, кака безобразия!

Повёл её тра́поршик в ету комнату смотреть людей ево и сотану етово, што он убил ево (она всё ево боитца). И дала она ему со своёво пальца драгоценное кольцо, вроде как обручилась. А он ей дал папашино кольцо. И пошли оне в комнату сымать все ети дорогие бирлянты со стенкох.

А кольцо, што она ему дала, тако любезное, он думат как бы ево не сломать, снял да и положил на окошко. Потом, как сняли оне ети бирлянты, забрал он своих рабочих, пошли оне в лодку.

Ковда сяли в лодку, и отправились в лодку, где поехали, где их карапь остано́влен. На карапь зашли, капитан и все удивились, што мог он разыскать царскую дочь. Когда спомнил он про кольцо, про её подарёное, што забыл на окошке, в етой избе, берёт опеть Ваню и Алёшу и идёт с имя́. А она ево не отпускат:

— Неужель у отца моево не найдётца каково суперика гля вас.

— Нет, нельзя, дарёные вешши штоб погибли без последствия. А вы дождитесь меня тут, — сяли в греби, к берегу по́дплыли.

— Вы останьтесь, Ваня с Алёшой, тут, а я пойду за кольцом.

Заходит — где оно лежало, так тут и лежит. Надеват кольцо и идёт в комнаты. Приходит, садитца в лодку и опеть на етот карапь. А капитан планты сплантовал, што он в шибком месте быдто потонул, а царевну, мол, я сыскал.

— Как ты меня не скажешь, что я тебя сыскал, утоплю в море.

Царевна решила на ето сказать, а сердцем ей жаль ево, етово трапоршика.

Ну-ка, приплыли де-ка ето место знать, туды́, сюды́ ничево не видать. Ну, где же ево догнать.

— Плывите, ребята, к берегу!

До берегу не доплы́ли, поднялась большая буря, лодку перевернуло. Ваня и Алёша потонули, а трапоршик как-то за лодку прижался, к берегу прибился — живой остался.

— Дай, пойду я хошь што в ету избушку, не найду ли чо на профит себе. Погиб я теперя, — думат.

По избушке походил, походил, нешто особы никакой не нашол.

— Дай, пойду, поброжу по лесу, где што ешшо не поишшу ли.

Шол, шол, набрёл на дряхлый разбитый подвал.

— Дай-ка, я зайду на етот подвал, — и нашол там рожки старые, обросшие.

— Дай-ка, я етим рожка́м поиграю, — и стал играть.

И бежит к ему старый лев.

— Што ты, прохожий человек, делашь, мне тебя жалко, брось, не играй в рожки, боже упаси, ты нага́ркашь со всево лесу зверей, разорвут тебя. Вот чо нага́ркашь етим рожкам!

Слез с подвалу и опеть пошол дорогой по лесу.

Короче сказать, идёт двенадцатый день. Совсем он из сил выбился, ни пил, ни ел.

— Боже упаси, не пойду дальше, я решусь совсем.

Лег себе на траву и одно уж дыхание ходит в ём. Что жо, двенадцатый день! Лежит себе, дышит. Неоткуль прибегат к ему мальчик, в коротеньком сертучке и чорненькая фуражка. Товда мальчик подходит.

— Эх, дядюшка, погибашь! Подём, ежли можешь, я тебя покорьмлю, ондохнёшь у меня.

Мальчик пособил ему встать и повёл. Приводит к себе и са́дит за стол. Подаёт ему маленькую рюмочку водки и бе́лову хлебцу кусочек маленький. Трапоршик посидел-напосидел.

— Пошто ты меня до сыта не корьмишь, опеть я исть хочу.

— Ах, дядюшка, нельзя, гля твоей пользы я ето ла́жу, ты ведь помрёшь.

Посидел маленько, он опеть ему кусочек отрезал, рюмочку подал. Как третью рюмочку подал ему.

— Дядюшка, ты ондохни, — говорит, — ты из сил выбился!

Лёг, ондохнул, тыжно́ покорьмил ево хорошенько и зачал ево спрашивать, кто, откуля́. Всё потребно он ему рассказал.

— Куды вы топеря думаете итти?

— Сам не знаю.

— А­ ближе́ ты наймись к нам, где я живу. Он тебя наймёт, а работа лёгкая у нас. Он даст тебе тысячу рублей в год денег, а работу тебе обскажет.

Решился трапоршик остатца тут: ждать хозяина. Мальчик пои́т и ко́рьмит ево.

Приезжат на завтре етот хозяин.

— Ну, што, жалашь ко мне нанятца?

— Жалаю где-набидь жить.

— Вот жалованье́ тебе тыщу рублей, только исполняй, што я тебе скажу делать. Подём-ка ко мне в чихайз [цейхгауз]. Какая на тебя одёжа пригодитца, той и будешь пользоватца.

Стали одёжу пробовать, одевать и офицерску и капитанску, то мала́, то больша́, не приходит ему. Полковницка одежда как тут и была.

— Ну быдь полковник! Вот тебе задача: на старой е́таж не ходи, на старой подвал не ходи, а то плохо будет и жалованья не получишь, и три года еще прослужишь, и, всё рамно, хоть тихонько сходишь, я узнаю. И вот тебе с мальчиком работа: етот сад и етот дом остерегать.

Вот живут с мальчиком хорошо. Остерегают етот сад и, короче сказать, остаётца ему до году один месяц. А ему в одно время здумалось:

— Што я за солдат, за полковник, буду — приказ слушать! Дай посмотрю!

Решился итти на ета́ж смотреть. Отомкнул етаж, маленько дверей открыл. Нешто́ там хорошево не получилось. Полон етаж чертей: и старых и малолетных — он скорей закрыл.

— Ну, всё-таки узнал, а то всё бы думал. Дай, пойду я и в подвал.

Решился итти в подвал. Маленько дверь открыл, там богаты́рских ко́ней стоит. Лошадь лошади лучше, на цапях ходют. Мальчик и говорит:

— На што же ты решился сходить, ведь, хозяин всё-рамно узнает. Прослужишь три года даром.

— Ну, ладно, не дорого мне три года жить, а дорого жалание исполнить! Пускай знат!

Дошол год, приезжат хозяин.

— Ну, как, ребята, поживаете, как тут живете́?

Не обробел полковник.

— Да как поживали, так и жить будем! Извините, сделал проступку, ходил в ета́ж и в подвал, ешшо жить буду. Хошь вешайте, казните, а жаланье всево дороже!

Хозяину понравилось, што он чистым серцем открылся напередь хозяина.

— Ну, дак вот вы не гордачливы, сознались сами. Ну, сознайтесь тут сами, по какому делу бродите́?

Рассказал он всё ему патребно, нешто не утаил.

— А сколько время вы плыли сюда на корабле?

— Три года, — сказал.

— А што думаете вы, здесь жить, али воротитца к своёму царю?

— Мало бы што я думал, да где тово взять.

— За твою за правду могу я тебе помогчи́. Потому што ты праведлив. Ну-ка, Ванюшка, иди, имай ему самово лучево коня богатырсково.

Ето он мальчика посылат.

— Вот, — говорит, — ты год у меня про́жил, ешшо ты за год ране их приедешь.

И даёт ему старой заржавленой меч. И даёт ему три тыщи денег и коня. И даёт ему кошелёк.

— Ну, — говорит, — дарю я тебя кошельком.

Он посмотрел в кошелёк, одна копейка, и он рассмехнулся, полковник. А хозяин спрашиват:

— Чо же тебе стало смешно?

— Вы трёх тыщей не пожалели и коня дорогово не пожалели, а тут трёх копеек пожалели и дали одну копейку.

— Ета копейка дороже, видно, твоих трёх тысеч.

Взял, поблагодарил и отправился.

Едет месяц, едет другой, наезжат на неприятеля, подъежжат и думат:

— Меч у меня худой, што я могу сделать.

Поча́л он всё-таки заржавленой шашкой крестить, и один от одново валятца. Пробрался через ету крепость. Доезжат в своё царство, тех еще на корабле нету с царевной. Встаёт в гостиницу и заказыват обед на тыщу рублей. Открыватца етот обед и вывесили таблицу, што вот такой-то приезжий полковник заказыват обед на тыщу рублей. И как царь ехал, заглянул на вывеску.

— Дай-ка, — думает, — я заеду, посмотрю, што за особа тут. На тыщу рублей какой такой может быть обед?

Угостил он и царя на обеде на етом, и как раз прибыл капитан етот с царевной.

Потом тут по народу толк, афиши, пошол, што капитан разыскал царскую дочь, а трапоршик с первой пристали убежал. Товда решили оне свадьбу делать, за капитана венчать ету царевну. Как решили, уже невеста с жанихом оделись, стоит под венцом, — царю в голову пришло́.

— Вот такой-то стоит в трактире, надо ево пригласить на вечер.

Пригласили, и приходит етот полковник во дворец. Как невеста на троне сидела рядом с жанихом, зор свой бросила, и узнала етово полковника, кто пришол. Как царевна узнала и подходит к своему папаше:

— Дозвольте, — говорит, — мне из своих рук обнести по рюмке водки всех.

Дозволил ей отец. Вот она всех обнесла, доходит до етово. Потом, как доходит до нево, он берёт за рюмочку, и перстень дарёный у нево на руке, который он там забывал. И налеват она себе рюмочку и говорит:

— Вот мой спаситель!

Ну и оне повенчались с ём, а етово расстреляли.

Забыла ешшо сказать: кошелёк-то был самотрус. Три тысячи-то он быстро доро́гой промота́л, а обед-то он заказывал на ету копейку, как потрясёт кошелёк, так и будут деньги.