Марко богатый и Василий.

Жил был в адной диревушке хрисья́нин. Он был лосман. Первею́шший лосман был. Все ево богачи знали. Потом жана ево биременна была в тягостя́х; в адно время к имя́ пришол человек прохожай, нишший, начивать. Начивать стал он праситца. А жана стала говареть: «не надо. Я в тех пора́х хажу. Можит чо-либо случитца, неловко будит». — А муж говарит: «ну, глупая, дак што же, завсё бох. У нас есь андельная комната». — Всё-таки пустили ани етова старичка.

Патом вечиром, как уж стемнело, приезжат купец. А етот купец — Марко́ багатый. Ну, канешно, как он образованый человек был, принимат ево. Обхождение он знал, положил ево в переднюю комнату к заборочке, а ни́шшево в задню, к той же заборочке. И легли спать. Той же ночью, у етова хазяина абъягнилась авца в хлеву. Принесла барана, и в ту же ночь жана сына радила у ево, как на фарт, на этих на гастей.

Ну, патом, ночью Марка багатый слышит: нишший у дверей с кем-то шо́пчитца. А етот нишший был свето́й, только што ево не сазновали за свето́во, за нишшево сочтили. И прилители к ему два ангела и тайный разговор ани шопчутца с етим стариком. А Марка багатый етот разговор слышит — «Вот што, господи, у етова хазяина абъягнилась авца. Етова егнёнка, каким наделить счасьем, штобы хазяин ему пользовалса, аль пахи́титца он чем-набидь?» — «Пушай на волка растёт!» — «А вот мальчик у них же сёднишной ночи́ родилса. Ево чем наделить?» А старичок сказал: «ево наделите, етова мальчика, Марки багатова счасьем!»

А он слышит, он тут же само. Ево за ретиво то уж задело. Ему не спитца до утра то. Мечтами пошло у нево в галове: — «Неушто же ето правда! Маё то счасье, да етому ребёнку отдатца. Не можит быть, што маё счастье етому перейдёт!» — Жалко ему сваё счасье. — «Погади», думат: «я ето испытаю сичас же. До утра бы только». — И развесе́лят сам себя: «неправда, ето всё».

Вот как утром стали ани, аделса он, поправилса и давай хазяина спрашивать етот купец: «Нет ли у вас што из молодятчинки мне к чаю пригатовить?» Ну хозяин: «Ах», говарит: «нету, адна авца всево абъягнилась. И нельзя калоть егнёнка, он только што ради́лса». — «Ничево зарежьте сёднишнаво». — «Да, вы же не будите, ево всё равно нельзя ись: он парно́й ишо́». «Нет», говарит: «пажалуста, што стоит будит, заплачу». — Ну, уговарел хозяина, закалол етово егнёнка и затолкали в печь. Купец сибе ходит по комнате и думат: «А, ето всё неправда. Вот егнёнка, говарили, волк съес, а уж егнёнок в пече́». А хазяин ето ничо не знат. Только егнёнок етот зажарилса, докладыват ему: «воспадин купец, вам готова за́куска!» — Как купцу вынули ету за́куску, приказал он иё поставить на окошко. «Пуша́й остынит, патом я закушу́». — А сам взял, окно атворил.

Вдруг неоткуль еви́лса из зартья́ волк, прямо в акно и схватил етова егнёнка, прямо из латки. Патом Марку за ретиво́ задело. — «Вот, как сказали, волку нарекчи́ так и вышло. Неужель также и маё счасье уйдет етаму ребёнку?» Неприятно ему кажетца, етаму Марке багатому. Стал думать: «пагоди, я етово ребёнка буду в дети прасить. Што ребёнок будит у миня и счасье будит у миня». — «Воспадин хазяин, давай седни новараждёнаго крестить. Я крёснай буду». — Хазяин: «Ну да што», говарит: «вам беспокоитца. У нашево брата и сваи примут. Што же вы будете день прадолжать из-за нас». — А купец адно пристал. — «Нет я жалаю принять». — Патом как хазяин с жаной переталковали. — «Што же, давайте крестить» — Ну, и паехали крестить.

Акрестили и дали ему Васильем и́мя. Патом Марка багатый стал у ево в дети прасить етово парнишку. «Сыновей у меня нету, адна дочь, как я крёсный — андайте мне ево, у меня ему худобы́ не будит. Капиталу хватит: я вам за ево тышечу рублей жертвую». — «Ну, да чо же», стали тут ево радные говареть: «чо же тибе не андать ево́». — Стали саветы хазяину давать. Решилса хазяин андать ему, етому купцу, ребёнка. Взял ребёнка, поехал путём-дарогой домой. А за младенца аставил тыщу рублей имя́. А как выехал несколько вёрс и бросил за́ город ево в абра́г, в сумёт. «Вот тибе счасье и не маё!» И уехал домой Марка багатый.

А опосля ево идётъ траншпорт товарох ево же, Марки багатово, и паверстались колу етово абра́гу и главный прикашшик увидал, што из етово абра́гу идёт пар. Кому тут нельзя быть? Посылат ямшчикох пасмотреть, што тут за дикови́на. Ямшики подашли к абра́гу, видит младенец сидит и кругом ево все абтаяло уж и светки́ росвели́. Прикашшик весьма обрадовалса: а у меня дитей нету буду ево ро́стить, будит ето у миня сын". И павёз домой. Приезжат домой, андаёт жене ребенка — и жана обрадовалас. «Вот што бох дал! Ето нам счасье бох дал!» — А сам идёт к хазяину купцу. Первым долгом спрашиват купец: «Ну, каково́ хадили, как съездили?» — Прикашшик атвечат. «Счисливый выход мой! Вот што я вам харошенькаво раскажу. Вот в таким то в таким то месте ребёнка в абра́ге нашли: Мыслейно-ли такому маленькому спастись тайно в абра́ге». Марка багатый тово разу дагадался, што ето он бросил, и стал прасить прикашшика: «андай мне етова ребенка!» — И так прасил и на спуск уж у их пошло. Прикашшик и говарит — «да быть бы бальшие убытки, ты бы с меня зыска́л, а вот прибытки сибе берёшь». — Марко прикашчику закладыват три тыщи. — «Андай мне етова ребенка!» — Ну прикашшик решилса андать.

Патом ево ему деть некуды, засмолил в бачонок, и бросил ево в Ангару. А етот бачонок принесло к монастырю. Поутру́ монахи по воду пошли, бачонок у монастыря плават. И младенец кричит, слышат. Пашли к архирею. — «Можно ли етот бачонок брать? Не смущает ли нас ето хто тут?» — Архирей разрешил взять бачонок. Вы́няли: там дитё. Апеть стали иё крестить и апеть же имя Василий дали. Ну и нача́ли ане ево ро́стить в монастыре. Монашки вадитца с ём стали, васпитывать, как дитю. Растёт онъ у их так лет с 8. Ане ево ондали учить. Идёт в грамоте он харошо. Как уж, кароче сказать, он уж лет 15 стал у их в монастыре.

Вот Марка багатый етот же самый праезжат и вздумалос ему в галове сослужить в етом монастыре абедню.

Заходит, саслужил абедню, и так ему етот мальчик панравилса задушевный, прямо лёг у серца. А он уж клюшником. Он стал у манахох ево прасить. А манахи ево ему не ондают, говарят, што мы сами взро́стили, и расказавают, што в бачонке взяли. Марко апеть же дагодалса, што ето тот самый юноша. Марко прильнул к имя́. Ну вот ондайте да ондайте, а манахи сваё, што он имя́ гля себя нужо́н. Он даже с усердием просит, што бальшия тыщи зало́живат. Манахам делать нечево. Пашли далаживать архирею, што вот такой то купец просит. Спрашивают Васю: «што же, Вася, падёшь к ему?» — «Воля ваша, а я не знаю» — «Ну куды же мы ети тыщи, што за тибя бальшой капитал зала́живают? Куды же ети деньги, скажи». — Вася сказал: «воля ваша, а только мой савет, паловину вам за ваши труды, паловину в приклад на монастырь на по́правку» — Васин савет ладен был.

Привозит Марко домой етово парня, Васю, а с жаной разговаривает: «што я топеря буду с ём делать, вот беда привезалась. На воде не тонит. В авраге не мерзнит» — Жана стала Марке саветы давать: «Ну да што ты ево ненавидишь, када счасье тваё у ево, так и даржи у себя, абои́м вам хватит. Стало быть так богу надо. Вот луче, как года́ у нас дочири падхо́жия и у ево года падхо́жия, давай повенчаим их» — А Марко на жену сурьёзным голасом: «Ах ты такая сякая, што я буду ненависнаво мне в свой капитал вводить, я ево изведу». — Воспылал на жану, а Вася живёт у ево, ничево етово не знат. Как у етово Марки багатаго, как он был багатый, были всякия мангазины, заводы сваи, посылат он ево — «Как ты теперя есь у меня сын, принимайся за дело, надо-ка на мыльной завод. Понаблюдай за делом, пона́стуй». — А сам на мыльной завод тилеграму дал, што вот таково то числа, кто на мыльный завод первай человек будит, сразу ево в катёл. А сам Васе письмо даёт, што вот как мальчик заявитца сразу ево в катёл.

Как Вася отправилса путём-дарогой на мыльнай завод. Васе попадатца стре́чу древной старичок. «Здрастуйте, малодой человек!» «Здрастуй, дедушка!» — «Куда же вас бог панёс?» — «Да вот как у маёво названаво папаши есь мыльнай завод, он меня отправил посматреть там — последить. Да вот письмецо передать имя́ несу». — «Ну-ка, покажите мне письмо». Показал Вася старичку письмо. Старичок взял ево письмо и перепичатал другомя́ — «Вот Вася ты пади в такой-то монастырь, саслужи абедню, тада пади на мыльнай завод». Как Вася пока́ль абедню служил, старика послушал, время много прошло, а ему казалос мало. Марка багатый напереть ево на завод евилса. Ево уж терпения не стало. Как Марко не утерпел, ко времю далжо́н атвет быть. Как ане до сих пор не даносют. Затолкали ли ево в печь? Сам же напиреть и приехал, ане ево сулга́ли да в катёл было — он все-таки атговарелса, што я сам хазяин, што я вам другова велел. И Вася евилса в етот же самай завод. Свидились ане тут с Марком.

Тогда Марка багатый осталса тут на заводе, а Васю послал с письмом к жене, штоб непременно ево извела. Ну, на том же месте апеть же ему старичок попалса. «Зайди же, Вася, вот тут новый сабор, саслужи абедню». — «Ах, дедушка, мне некода, папаша немедлено поспешить дамой велел». — «Ну-ка кажи у тебя письмецо с чем?» Дедушка у Васи спрашиват. Етот дедушка посматрел на письмецо, дунул, на сваём, перепичатал ево другомя́, што и Васе не взаметку. — «Ну все-таки, Вася, зайди в храм саслужи абедню». — Зашол Вася в храм, саслужил абедню, патом домой приходит, и падаёт сваёй матери письмо — етой купчихе. Как мать письмо прочитала — «Што такое? Нипременно до маёво приезду, поспешай ево обвенчать». (Он то не ето писал, а там старичок ето сладил). То незнавидел, а тут венчать велит. Зарадовалась. Ну живо повенчала. Марко багатый дамой едит, радуитца. Думат: «теперь ненависника у меня нет. Убрала жана раньше миня». Марко дамой заезжаит, а зять с дочерью стречают ево. Он усумлилса: «Ето што же живой, да еще в зятья́ папал!»

Кагда Марко приходит к жене в спальню и зачинат ругать жану. — «Я рази тебе ето велел сделать, што жанить. Я прикрыть тибе велел ево скарее». — Как жана кажет письмо Марке — «Вот што я от вас получила». — Марко гледит: што такое, «как рука мая, а я же не ето писал. Што тут даспелося?» — Патом Марко стал думать в сваёй галове. «Где ж я ево пахичу — ништо ево не бирёт». — Тада как живёт он у Марки с палгода в зятях, а Марко всё ненавидит ево. И то не так, всё не по ём. А тёшша и жана весьма любят ево. Тагда Марко придумал: «погади, пашлю я ево к трёхглавому змею. Съест же он ево, пади. Вот што, дарогой мой зять, как ты типеря у меня в хазяива́х, ступай-ка ты, у меня за трёхглавым змеем долг старинай. Зыскивай-ка ево!» Как тёшша и жана заплакали. Што уж не вазратитца Вася, знают уж, аттудова.

Тада атправилса Вася путём-дарогою. Вот идет Вася там, можит, ниделю, али две. Вот стаит дуб качатца, маица. Нагнётца, наклонитца, без утыша качатца. Вася подходит к етому дубу: «Ах, старый дуб, как мне тибя жаль! Человек может вреды́ сделать, а ты, древо, никаму не можишь вреды́ сделать!» — Дуб ево спрашиват человечьим голасом: «Куды же ты пашол?» — «Я», говарит: «пашол к трёхглавому змею». — «Так вот, пажалуста, Вася, не забудь: спраси у трёхглавово змея, долго ли я буду стаять-маятца. Он про ето знат». — «Ладно, спрашу».

Апеть падходит Вася к рике. Через ету ре́ку лежит рыба. Мясо у ней сбито до рёбер. Што по ей и пе́сший и конный ходют. Вроде мо́сту ета риба лежит. И Васе приходитца через иё же итти. Как Вася пошол по рибе и сибе же умом — думат: — «Бидняжка риба, за что же ты тут тиранисся, лежишь?» Как Вася через рибу перешол, рибу пажалел, риба спрашиват Васю: «а куда же ты пашол?» — «Я пашол к трёхглавому змею тестеву дань зыскавать». Риба с бальшим поклоном к ему: «спраси, Вася, докуль я тут буду лежать, съели у меня всё мясо».

Патом Вася приходит к абширной рике. Тут перевоз-плашкот. И тут перево́шшик. Сял он на паром и стал тут Вася у ево спрашивать — «А куды же ты пашол?» Спрашиват ево перевошшик. Апеть Вася также ответил. — «К трёхглавому змею тестеву дань прасить». — И ему перево́шшик с паклоном: «спраси, Вася, докуль я тут буду перевозить».

Заходит он, где трёхглавай змей живет, тут сидит на цапе́ девушка. Девушка праговарела: «Ой-ой, Вася я то по неволе суда́ попала, што он мене украл. Но ты то как сюда попал. На сваих ногах в ето проклятое место пришол». — Удевлятца. «Ну, дарогая красавица», говарит: — «и я не по сваёй воле зашол». — «Видь, скоро змей прилетит. Он тебя съест». — «А куды же ты мене спрячешь?» — «Вовсе некуды. Вот уж безо всякой совести лезь ко мне под платье, садись безо всякаво конфуза. Больше некуды». — Патом, как ей Вася расказал про дуб и про рибу и про перивоз. Успел всё с етой девкой переговареть. Змей летит — вся изба дражит. А Вася уж под платье залез. Змей прилетел, прямо ей на калена упал. — «Паишши ка мне в галове! Фу», говарит: «што то Русью пахнет от тебя» — Змей спрашиват красавицу — «Што же откуль тут могла русь взятца. Вы сами по вольному духу летали, и руся запаху наимались». — Как ана ему стала голову перебирать и говарит: «вот што, душечка, какой мне сон пригрезилса». — Он обратно: «раскажи ка». — «Битто я где-то по абширному лесу хадила и вот дуб то склонитца то расклонитца и бытто етот дуб и говарит: докуля я буду качатца?» — Он же ей сказал — змей: «да-ведь, и вправду, дуб есь, стаит качатца». — Ну ана ему несмело сказала: «а, правды, он будет долго качатца?» — «А вот до удалово. Под ём Марки багатово долг стаит. Кто сталкнёт ёво, да залото вазмёт, дотуль и будет качатца». — «И патом бытто я пришла до абширной реки, и лежит тут риба, до достей пробито все иё мясо, вроде мосту ета риба лежит». — А он ей: «да ведь, вправду, такая риба есь лежит». — «А долго ета риба будет лежать?» «А вот ана съела Маркины двенацать караблёв. Вот, до удалова и будет лежать. Как он заставит иё выхаркнуть, так ана и пайдёт живая». — Патом и про пиревоз расказыват, што перевошшик спрашиват, долго ль я буду перевозить. Он говарит: «Кавда Марка багатово даждётца. Марка багатый вместо ево перевошшиком будет».

Ну, тагда захрапел змей у иё на каленах. Крепким сном заснул. Выходит из-под платья етот Вася, берет ево меч и снёс ему голову. Кагда как снёс голову, спустил с цепи ету девушку и пошли ане с ей путём дарогою. А Марко дома радуитца. «Ну живово ево теперь съел змей». — Тада доходют ане до перевоза, ну и перевошшик спрашиват: «Ну што он сказал?» — «А вот как пирееду, так скажу». — Как переехал, начинат Вася расказывать: «вот как Марка багатово дождёсся, дай ему в руки весло и будет он вечно владать пиревозом». Тада даходют ане до рибы с етой девушкой. Риба спрашиват: «Ну што, спрашивал у змея обо мне?» — «Спрашивал». — «Ну што, он сказал?»

«Погади, перейду, тада скажу. Вынирни», говарит: «Маркины карабли двенацать из себя, тада и пайдёшь». Принуждёна рыба, выхаркнула рыба двенацать карабель, стрепенулась рыба — не стали по ей ни хадить ни ездить, ушла на сваё место риба. Вася доходит до дубу. Прямо дубу навалилса и сталкнул, и давай ето золато на карабли нагружать. А девушка пошла сваим путём, а Вася на караблях тестю долг павёз.

Как Вася приплыват к тестю, жана и тёшша увидали, што он живой, от радости не могут, куда деватца. А Марку зло задавило, што он живой осталса. Недоволен етому, што пришол он с до́лгом, а сейчас думат: «поеду к змею, распоряжуся с ём. Зачем атпустил зятя, а не съел ево?» — Как паехал Марко туда, доехал до перивоза и посадил ево етот перевошшик на перивоз, сунул ему весло и стал Марко перевошшиком. И дома не побывал и зятя не видал. Так и стал вазить на етим перевозе. Вася стал жить поживать. Так-таки и стал на Маркином счастье.