Министрова жена.

Жил-был купец, у ево единственый был сын Вася. Ну и так он торговал честно, благородно. Никуды же с товаришшам, ни с барышням, ни в сад он никуды-никуды. И торговля всё в гору идёт. Вот уж так он лет девятнацати стаёт — двадцати. Отец с матерью и толкуют:

— Ведь, Васю-то жанить пора, а ево некто не знат. Не то што в других странах, а ево и в своём городу не знают. Надо же штоб он познакомился с кем-набидь. Надо же ево разважать как-набидь.

— Ну, Вася, што же ето, ни с каким ты барышням незнакомый, ни с каким товаришшам, и никово ты не знашь, и вас нехто не знат, а пара надошла жанить. Ты бо по киятрам походил, хошь бы што.

Вот Вася как вечер дождался.

— Дай, — думат, — пойду в питейное заведение.

Раз сходил, два сходил и пондравилось ему. Потом вот не может вечера дождатца. Скоре бы мангазин скрыть и итти куды-набидь. Так хорошо признакомился и товаришшех стал знать.

А у етово Васи был мелошни́к знакомый. И Вася ему ход давал. Ра́не он на три рубля торговал, а потом всё боле, боле и у ево мангазин стал. Вот как Вася стал пить, черезь полгода у Васи ни товару, ни денег, ни долгов, ничо не стало. Отец с матерью стали говореть:

— Дело плохо́ выходит, избалова́лся совсем парень!

Ничево Вася и́хово не понимат. Боле́ и боле́ шале́т. В одно время отец рассердился. Как он был в одним пинжаке, взял и выгнал.

— А куды же я пойду? Ах, где-то есть у меня один мелошник знакомый. Как я ево выручал, так и он меня не бросит в печальном положении.

Приходит к мелошнику. Мелошник приня́л ево хорошо. Потом Вася и сказыват:

— Ты не знашь, дедушка Абрам, чо надо мной доспелося? Меня, ведь, отец-то выгнал.

— Ну, будет шутеть, — посылат ево. — Нет, иди поклонись отцу, может и помилует.

— Нет, ни за боже мой, камфузно мне! Нет, не пойду к отцу. Я жалаю, дедушка Абрам, у вас решаюсь остатца, и товда на старую точку стану я!

А баба мелошнику говорит:

— Э, он тебя поставит опеть с яшшиком ходить, разорит — не бери.

— Ну, што ты, жана, говоришь? Ну, разорит, бог с ём. От нево же ето нажили. А куда же ево денешь.

Стал Вася у их жить, стал торговать честно, благородно: пошла торговля, на гору злезатца. Бросил пить, бросил гулять. Пришла же весна.

— Дедушка Абрам, у нас останетца три корабля, уволь ты меня в разные города сплавать. У отца я никуда не отлучался, никово и нигде не знаю решительно.

Жана заела етово мелошника:

— Вот разоришься, вот разоришься!

А мелошник корабли ладит Васе. На бабу не глядит. Собрал, отправил Васю честно-благородно плыть. Приплыл в чужи земли, в чужой город. Пристал, торгует неделю и две. Торговля хорошо идёт. Сам собой Вася великолепный красавец был.

— Што ето я другу неделю тут торгую и по городу не пройду. Дай погуляю.

Пошол по городу Вася.

А в етим городу́ жил мини́стер старый. Лет семьдесят ему. А взял он за себя принцессу девятнадцати лет, живёт с ей. Вот как Вася идёт по городу, прогуливатца. Сидит ета мини́стерша — она была страшная красавица — на третьим етаже, увидела Васю и слёзно всплакала:

— Вот люди, так люди! Вот так красота! А я за ком пропадаю.

Как Вася вечера два прошолся по и́хому городу, она ево посмотрела, прямо захворала. Незнакома, ничево, — об етим Васе всё думат. И пишет записку на етот карапь:

— Можно ли нет с вам познакомитца? Приходите к нам в гости.

Он ей отписался:

— Пока́ль меня сам хозяин не пригла́сит в гости, ни за боже мой не приду.

Вот она стала министера своёво сомушшать.

— Вот как тут но́вы корабли пришли, я пойду посмотрю, — не зандравитца ли ей чево.

Вот поехали оне там или пошли с етой мини́стершей. Потому как он её тоже лелеял, баловал. Вася принял их честно-благородно, угостил, и товары Васины ей пондравились, побрала́ она кой-чево. Ну, как с министером домой приехала, совсем с ума сошла, не идёт ей Вася с ума.

— Ну, што же, сами гостили, надо же заёмно отгошшать.

Ей уж надо ево в гости зазвать. Ну, што ж, посылат. Прибыл Вася к имя́ в гости, ну и стал Вася ча́шше пога́шшивать. И познакомились оне с етой министершей. До тово Вася догостил, што министер стал сердитца, не надо уж ему етово гостя. Стал Вася уж и тайно гостить, и стала она уж к ему гостить.

Вася уж продолжат в етим городу́ больше году торговать. Мелошник уж потерял ево. Ну и министер стал смечать, дело плохо́е с етим Васей, стал министершу крепко доржать. А Вася уж сряжатца ету министершу к себе на карапь отправить. С Васей которо купечество уж тут признакомилось хорошо. Потом ета мини́стерша удумала:

— Вот што, Вася, сделам; который ево министерской костюм, который он надеват в годовые праздники, и точь с тем такой же сделам.

И купил таково же сукна и таки же пуговицы, и тому же мастеру дали. Исправил Васе. Как у Васи стал костюм готовый:

— Вот завтре, Вася, праздник, надевай етот костюм, и иди в церковь и стань против ево прямо на самые глаза.

Вот министер сколь богу не молитца, а на Васю глядит.

— Ах, мошенник, до чево догостился! Как есть моя тройка на ём! Украл ведь!

Едва обедню отстоял министер, как Васю знако́мо купечество на стакан чаю приглашат, а министер со своим растроеным серцем берёт ево за грудь, подскакиват к ему:

— Ты мошенник, вор!

При всём народе. Тут министера купечество унимат:

— Ты чо, ошалел, што ли?

Ну, тот своё, сты́рит с имя́. Как Васе тут очень бесчестно показалось. Пошол у их залог большой.

— Ежели твоя тройка на мне, ты мне голову руби, а не твоя — я тебе.

И решили на етим при народе при всём.

Пришли к министеру с поняты́м, с полицией смотреть там. Министер задыхатца, спотыкатца, летит во весь упо́р вперёд всех. Кричит:

— Соня, Соня, тройка-то моя дома ли?

За ним всё купечество, понятые. Открывают гардероб, а там как весилась тройка, так и висит. А дело решено было, значит, надо голову снимать министеру. Товда Вася же сказал:

— Што я тебя прошшаю, што ты мне старе́, и што чин у тебя большой. Да впередь не оскорбляй.

И порешили министеровы корабли на Васину присталь перегна́ть. И стало у Васи шесть кораблей.

Товда решилась министерша отправитца с Васей в путь-дорогу. Заказала она сшить деревенское платьицо. Недорогое и нефорсистое. Как куфаркино. Как ушол министер к обедне, надеват министерша ето платье, само просто́, деревенское, и отправлятца с Васей в церковь. Как мини́стер в церкви стоит и глядит:

— Неужели же ето моя Сонюшка?

Не может признать. Подходит к купцу.

— Скажи, пожалуста, моя ли нет ето жана стоит?

— Да почему же она твоя? Твоя рази в еку одёжу оденетца? Видишь, ето простая, деревенская.

Как министер не посмотрит, опеть к купцу идёт.

— Нет, нако моя.

А купец опеть ему сказал:

— Спомни тройку, как ты решался об тройке. Также спорил, горячился, што тройка моя.

Пока́ль министер богу молилса, весь ево капитал на Васины корабли выгрузили, и Соня с Васей уплыли. Министер от досады повесился, не мог перенести. А Вася к етому мелошнику на шести кораблях с жаной прибыл и стал жить, поживать да добра наживать.