Сорок разбойников

В одном городе жили два брата — оба купцы. У этих купцов — по дочери-погодки, Маша и Анисьюшка. Вот стали они уже взрослые. И так любили друг дружку сестренницы: одна без одной никуда. И одёжу носили парную.

В одно время Машеньке нужно уехать. Анисьюшка заскучала, созвала няню, пошли в сад гулять.

Вдруг ниоткуль налетели сорок разбойников и утащили Анисьюшку. Няня прибегает к отцу, докладыват, что, мол, так и так. Стали искать Анисьюшку, но нигде не могли найти.

Приезжает Маша. Мать и отец плачут — нет Анисьюшки. Искали, искали и бросили искать. Вот одно время приходят афишки — приглашают их в город, на вечер. Мать и отец собираются, говорят дочери:

— Машенька, поедемте с нами.

— Нет, я буду книгу читать.

Сидит читает и слышит: на заднем крыльце какой-то стук получился. Она пошла на заднее крыльцо. Видит, в дыру (там в крыше от трубы дыра была) всунулась голова. Она — раз! — шашкой её отрубила. А это были разбойники. Они вперёд одного послали дорогу узнать. Остальные ждут тут же.

— Ну как, брат, ход? — спрашивают.

А Маша:

— Очень хорошо, только по одному.

Разбойники догадались по голосу, что это не товарищ. И они решили отомстить Маше за товарища. Думали-думали, как это сделать. Надумали.

Поехали сватать своего атамана за Машу. Приехали в город, будто купцы первой гильдии. И к Машиному дяде. Делают вечер, разослали афишки, чтоб девушки прибыли с родителями. Пришла и Маша.

Постоловали, повечеровали, и Маше понравился жених. Он и давай её сватать тут же. (Так всегда раньше было.) Короче сказать, просватали, уложили свадьбу. Разбойники рады: «Ну и погалимся мы над ней, по пальцу в день обрезать будем». А Маша, вот и свадьбы не ждала бы, а так и уехала, улетела бы с ним — шибко он ей приглянулся, прямо на сердце лёг.

Теперь были у Маши свои кони и свой кучер. А в конце города жила одна знакомая старушка, колдунья вроде. Вот остаётся один день до свадьбы. «Ваня, запряги лошадей, прокатаюсь», — говорит Маша кучеру. Поехали.

Старушка выглянула в окно — Маша едет. Она и говорит: «Дорогая красавица Маша, приостановитеся, зайдите ко мне в ветхлую, коплелую избушку, не побрезгуйте. Я вам тайные слова скажу». Маша зашла к ней. «Маша, ты не ходи за него, они тебя будут казнить. Если не веришь, сама удостоверься. Они завтра на охоту поедут. А у них двенадцать собак. Ты возьми мяса двенадцать кусков. Но долго у них не будь. Анисьюшку они же увезли».

Маша пришла домой: «Ваня, корми коней, мы в ночь поедем». А старушка наказала: «Проедешь пустоплес, будет густая чаща. Там пусть Ванька коней спрячет, чтоб они не заржали, и Ванька пусть не курит».

Она так и сделала. Оставила на пустоплеске коней с кучером, а сама пошла дальше пешком. Идёт, идёт, идёт — видит, стоит дом, его двенадцать собак охраняют. Она раскидала собакам мяса, и они её пропустили.

Заходит в дом. Видит — Анисьюшка удавлена лежит. Она целовала её, поплакала, побежала в комнаты. В одной стоит тридцать девять коек — мятые, а сороковая — немятая. Видит, висит его костюм. Вспомнила: в этом костюме он танцевал с ей. В печке латки — там груди женские, пальцы. Она ужахнулась и залезла под койку, которая не смята.

Только залезла, вернулись сорок разбойников. Наелись, напились. «Ну, ребята, — говорит атаман, — вы сбрую чистите, а вы коней кормите. Завтра поедем по ту падлу, привезём, будем её казнить. А вы Анисьщку изрубите да собакам скормите».

Начали они её рубить, а перстень не могут с руки снять. Отсекли палец, а он под кровать укатился, где Маша сидела. Она палец в карман и положила.

Потом разбойники все полеглись по кроватям — такой хропоток пошёл, аж изба дрожит. Одному жарко стало, он голову на порог положил и уснул. Маша туфли скинула, взяла со столика гребёнку и браслет (это они с Анисьюшки сняли) и пошла к дверям. Да на пороге-то одному на палец и наступила. Тот спросонья-то думат, что это кто-то у них на двор пошёл. Ждал, ждал — обратно не идёт.

— Братка, — говорит, — кто-то мне на палец наступил.

— Ну, в чём дело, — отвечает атаман, — отпусти двух-трёх собак.

Они спустили собак, да и сами в погоню.

Маша бежит, чует — догоняют её. Вот дуплёнатый пенёк, выгорелый. Она сюда. Они её здесь не нашли и вернулись обратно. Маша успокоилась. Вылезла — вся в саже, измучилась. Побежала на пустоплесок, где кони остались: «Ваня, ты здесь? Ва-аня, ты здесь! — Сама дух не переводит. — Гони, сколько только кони додюжат».

Догнал кучер коней до купцового сеновала — тройка запалилась. Маша зашла в комнату, упала в постель. Уснула. Летние ночи коротки. Утром приезжают женихи. Мать стучится к дочере:

— Машенька, вы чо так долго спите? Я вас двадцать лет не будила, извините, сегодня пришлось побудить.

И отец тут же:

— Машенька, вставайте. Сегодня уж приходится вас будить.

Она встала, оделась, но не так, как положено к венцу. Ставит средь зала стол и говорит:

— Я у вас одна дочь и хочу, чтоб вы меня отправили из дома из-под выстрела.

Поставили возле солдат с ружьями. Тогда Маша и говорит:

— Вот, дорогие мои, сегодня для своего день— судьбы какой сон я видела. Доезжаю будто я до густой чащи, добегаю до большого дома. Будто много собак там, и я всем по куску дала. Забегаю в избу, и лежит там наша Анисьюшка неживая. Стоят-там сорок коек, а сороковая стоит неспаная. А в спальне висит костюм мужской. Заглянула я в печь — там женские пальцы и груди. И наехали в ограду сорок разбойников. Я заметалась и залезла под койку, которая немятая…

И всё подробно рассказала.

Тут подошла она к столу и палец, и браслет, и гребёнку выложила из кармана. Потом обратилась к солдатам и говорит, показывая на разбойников:

— Вот они, выводите их по одному и расстреливайте.

Потом Маша эту бабушку к себе привезла и до смерти за ней ходила.