В некотором царстве, в некотором государстве жил царь. У его была одна-разодна дочь. И жила горнишна у него лет пятнадцать. Имям и этой горнишне царь наказал: «Вот, в этом саду гуляйте, а там другой — закинутый, замкнутый, в его даже не подходите и не говори, мол, об ём моей дочери».
Вот одно время пошли оне в сад гулять, горнишна с царевной. Гуляют, гуляют. Эта царевна-дочь подошла к тому саду (они были рядом). Тот был заброшенный, засушеннай, а этот хороший был сад.
Вот она привязалась, эта царевна, к горнишной:
— Открой, Машенька, или там Дашенька ли, мне этот сад.
— Твой папа никак не разрешает в этот сад даже нам заходить, ваш папа.
— Ну, как-нибудь, хоть щёлочку мне открой, я посмотрю.
Ну никак не отступает от горнишной царевна, никак. Ну, она говорит:
— Ну смотрите, я тебе щёлочку открою, только папе не сказывай.
Принуждена горнишна открыть царевне сад маленечко. Она смотрит в него: все дерева засушены, повяли, никто в нём не ходит, не гуляет. Царевна взяла перешла в этот сад. Только-только перешла, смотрит на древо на одно засушенное. Ой, поднялась буря, такая буря! Схватило царевну и унесло этой бурей. Горнишна упала в обморок (это от страха).
Ой, опомнилась: «Что я теперечи царю скажу? Сейчас меня царь сказнит».
Приходит она, опомнилась, доложила царю: вот так и так. Ну, царь даже и разговаривать не стал, выклал ей башню из кирпичей и посадил: «Заморю тебя голодной смертью. Я вам говорил».
Ладно, сидит эта горнишна во дворе, в столбу. Ей ни пить, ни ись не дают.
А эта дворня-то, эта ведь ихна-то, знат её, она ведь годам жила, пойдут собак кормить, ей в окошечко дадут то супу, то кусочек хлеба. Так понемножку её кормили, тихонько кормили.
Одно время приехал к имям студент какой-то, к царю к этому. Вот он ходит в этом во дворе и смотрит: какая чудесная башня! И хто там чего делает? Подходит и в окошечку увидал эту горнишну. Увидел, разговариват с ней. Она ему всё порассказала, что вот так и так. Он её взял это скрозь стёклушко и поцеловал. (Она была красивая.) Ну и чо? Горнишна сидит, этот студент уехал. И горнишна почувствовала в себе беременность: «Я заберенемела от него, скрозь стёкла, от целовка!»
Вот как! И уже время подошло, она принесла, и принесла она богатыря. Вот день, два — он говорит: «Мама, мне тесно здесь, давай убежим», — этот сын говорит.
Она на его надела платье, он ночью эти кирпичи разломил, и убежали бродяжничать.
Убежали. Бегут, бегут день и ночь бегут, эта горнишна с сыном, он уже большой, этот сын. Где-то оне приостановились ночевать, так оне есть захотели. Увидели древо с яблокам стоит, значит.
Вот этот богатырёнок заскочил, две яблоки сорвал, сам съел одно и матери одно.
Вот оне опять побежали. Ну, пришли в такое прекрасно место! Коло дороги он состроил ей шалагашик такой: «Ну, мамаша, по первому случаю будем здесь мы жить».
Ходят обозы, значит. Он, этот богатырь, дорогу закладёт. Обоз идёт — его наймут же опеть раскидать это всё. Вот так и жили, он зарабатывал.
И опять эта же его мама от этой яблочки забеременела. И опять богатырёнка второго родила.
Растут два брата, значит, этот уже старший, тот помладше. Оне уже и обжились: и домик, и всё поставили, значит. Хорошо стали жить с мамой.
А эту царевну всю жизнь царь ищет. Ищет, ищет свою дочь, потерялась, а про эту забыли, что она, ну, убежала ли чо ли?
Вот и пришло имям, что ту же царевну этим богатырям искать. Оне старший брат и говорит: «А пойдём и пособим, может быть, царю найти эту дочь ихну».
Матери сказали, отправились эти два богатыря искать царевну эту. Вот оне идут, идут, видят, пасётся стадо коров. Ой, большо стадо коров! Спрашивают пастухов:
— Чья это ста́да коров пасётся?
— Ой, змеева, трёхглава змея.
— А далеко он живёт?
— Ой, далеко ещё.
Вот оне, эти два брата, надрали шкур с коров, за хвост возьмут, обдернут, сколь надо надрали, на плечи склали, пошли дальше.
Вот опять тащутся с этим шкурам, тащутся, тащутся. Видят, пасётся стадо быков, значит, спрашивают:
— Это чья ста́да быков пасётся?
— Трёхглавого змея.
Оне опять надрали шкуры с них. Всё на себя, тащут, спрашивают:
— А далеко он живёт?
— Да нет, — говорят. — Не очень далеко. А вы, — говорят, — идите. Шкуры взяли, а вы бросайте и идите куда вам надо.
Оне им рассказали: вот в такой-то пустыне есть огромная плита. Подойдите к этой плите, вот под этой плитой трёхглавый змей живёт. Эти братовья поспасибовали пастухов, побежали эту плиту искать. Вот оне дотащились до этой плиты и давай эти шкуры резать на ремни. Режут, связывают, режут, связывают, режут, связывают — и сделали такой большущий канат, длинный. Брат (старший брат) и говорит: «Ну-ка, бери-ка плиту, подымай-ка».
Малый брат взял, до половины поднял, бросил, не мог. Старший брат взял как, так и перевернул её и говорит: «Но, я полезу в пещору, ты меня по этому канату спускай».
Ну, там такая пещора — ни дна, ни края. Вот спускал, спускал, спускал, спускал, уже и каната мало остаётся, а всё глубина идёт. Но всё-таки он доспустился до полу, потрёс канат — договорённость у них така была, что до меня, мол, не уходить тебе отсюда.
Пошёл по этой пещоре этот богатырь. Он шёл, сначало темно, темно, потом и светло показалось.
Видит сад, он уже не зашёл в этот сад. Вот ещё пошёл он, пещере ни конца ни края нету.
Подходит к двери, открывает — сидит царевна на золотым ковре, на золотой цепе. Царевна эта сидит.
— Фой, русский человек, зачем же вы сюда попали? Меня, — говорит, — нечистая сила утащила сюда, вихрем меня, а вы как сюда попали?
Этот богатырь говорит:
— Это есть я, ваш спаситель.
— Ой, сейчас трёхглавый змей прилетит и съест тебя.
— Подавится, — говорит.
Начал он спрашивать, что чем он воюет. Она говорит:
— Вот в углу трёхпалица-вуалица стоит. Вот он этим мечом и рубит.
Этот богатырь схватил эту палицу-вуалицу, как веретёшечко лёгонькое.
— Ну что, — говорит, — а я где тебя прихороню, когда он прилетит?
А как раньше у царевнах платья-то были широкие, длинные. Вот и говорит:
— Не стесняйся, так лезь сюда ко мне, я тебя прикрою.
Он залез царевне под платье. Только залез, летит этот трёхглавый змей. Прилетел, сразу к душечке своей:
— Ох, душечка! Я устал.
Она его ласкает:
— Где же ты, душечка, был столь время, долго летал?
— Фух, а от тебя, душечка, русским духом пахнет.
— Ай, да ты по лесу летал, русского духу наймал, — она головушку ему гладит однуе, — вот тебе и показалось. Дай я тебе волоски поперебираю.
Вот ему любо показалось: «Как меня седня жена хорошо приняла!»
Вот она его перебирала, перебирала волоски, он уснул, так уснул, аж вся земля дрожжит.
Этот богатырь тихонечко вылёз из-под платья, берёт палицу — раз — голову, раз — втору! Все три головы отсёк и сложил в кучу, сложил. Царевну снял с цепи, как она на золотой цепке сидела, значит.
Она говорит: «Он тушей задавит вас». Он ещё его перерубил. Но, и взял осторожно царевну, пошли они к выходу, к выходу пошли.
Канат брат потрёс, царевну подцепил, а я, мол, сзади, лишь бы нам царевну вперёд на белый свет вынести.
Вынесли царевну на белый свет, такая она красивая (как Елена Ивановна), значит. Ох, брат обзарился, она же братова будет, не моя, он же туды ходил, значит, царевне и говорит:
— Вот вы будете моей женой.
Она говорит:
— Нет, тот мой спаситель-то.
— Я вас сейчас опять брошу и уйду, туда брошу и уйду.
Она решилась:
— Ну ладно, я буду вашей женою.
Брат взял отрубил канат, тот улетел в пещору, улетел, конца-краю нету, и всё.
Этот брат, малый, царевну подцепил и пошёл в путь-дорогу, а этот там и остался в пещоре.
Ладно. Те пусть идут, будем про этого брата говорить. Вот этот брат лежал, лежал в пещоре, маленечко опамятовался: «Вот тут моя и смерть».
Опять пошёл по пещоре по этой. Ходил, бродил, нашёл винтовку, у царевны на коврике посидел: «Ну чо же, пропажа мне тутоки».
Идёт с винтовкой, зашёл в сад в этот. Ох, дерево — дерево стоит. Видит на дереве, на дереве на этом сидит огромная птица — сова. Тут он метиться захотел, сейчас я хоть тебя убью. Только-только курок спустить, а эта птица отвечает:
— Иван-богатырь, не стреляй в меня, я тебе пригожусь, я тебе откуп дам, только ты меня не стреляй.
Богатырь ружьё отпустил да говорит:
— Какой откуп? Вынеси меня на белый свет, вот и весь твой откуп.
— Вынесу, — говорит.
Слетает птица с дерева и говорит:
— Вот зайди в эту кладовку, выкати — там сороковая бочка мяса стоит, сорок пудов в ней мяса, накатывай на меня и сам садися.
Этот богатырь навалил на эту птицу сорокапудовую бочку мяса и сам сел.
— Ну, держись крепче за уши, — говорит, — я тебя понесу. И вот как я оглянусь взади — ты мне кусок мяса в пасть, только-только оглянусь — так кусок мяса в пасть, тогда я тебя вынесу.
Полетели.
Вот летят, летят, как она оглянется, он ей мяса, он ей мяса.
— Уже, — говорит, — мяса мало остаётся.
Вот-вот долетать — остальный кусок мяса бросил, и бочку сбросили. Раз оглянулась — нет, два оглянулась — нет.
— Но сейчас нам с тобою обоим погибель будет.
Этот богатырь недолго думал, вытаскиват складешок, вырезает у себя вот это самое мягко место.
Она оглянулась — он ей раз, второй раз оглянулась — он вторую икру вырезал, вторую икру кинул.
Вот оне этим мясом вынеслися. Вынесла она его на белый свет. Поспасибствовала:
— Ты, — говорит, — своим телом не пожалел. Ну-ха, где же у тебя болячки-то?
Он:
— Вот я вырезал.
Она харкнула и прилепила этот кусок мяса. И так же и на вторую. Он её поспасибствовал, она его тоже.
— Что ты мою жизнь спас, и я твою спасла.
Пошёл Иван этот, ну пусть Иван, значит, богатырь будет. Приходит домой, брат уже с женой, с царевной. Ну, а матери сказали, что не знают, мол, куда брат ушёл. Я, мол, нашёл царевну, всё такое.
Вот ладно. Ну, надо же ведь ехать в город, вести царевну, значит. Приехали оне, обои братовья, привезли эту царевну. Ну, старший же сын, это брат-то, женился на царевне.
И всё, больше не знаю.