Страсть

Одно время выслужился солдат, уж как он аттестат получил идти домой УВОЛЁЦНЬХЙ. A

Прежде двадцать пять лет служить надо было. Стареют. Помирали там. Всячина

бывала. Пошел он, а направление держит домой идти. А машин-то не было, ходили пешком.

Шёл он долго ли, коротко ли. Повстречались они со служивым. Один у другого и спрашиват:

— А видел ли ты царя?

— Heт, я не видал его личность.

— Двадцать пять лет служил, а царя в глаза не видал! Какой же ты есть солдат, что ты разу царя не посмотрел? Этот и думат: «Верно! Вот я сейчас вернусь к царю на дом, и посмотрю его личность. Пойду хоть и дальше, а зайду посмотрю царя». Повачиватся и долаживат дворникам царским:

— Такой-то такой солдатик хочет вашу личность посмотреть, царя.

Царь говорит:

— Пусть зайдет.

Заходит солдат во дворец, отдает ему честь, как по ранешному обычаю. Царь ставит ему кресло.

— Проходи, служивый!

— Ваше сиятельство, или там, величество, я двадцать пять лет служил службу и зашел к вам

вашу личность посмотреть. Дома скажут: «Какой ты есть солдат, царя B глаза не видал».

— Молодец, служивый! А теперь вот что: я тебе затану три загадки. Смотри, `отгадашь — награжу.

Что x, обширность свету белого; больша или нет?

— Дак нет, B один день солнце обходит.

— Молодец! Верно! А в высь, в высоту, далёко?

— Да нет, там стукат, а здесь слыхать.

— А в землю глубоко?

— Да, глубоко. Мой отец ушел тридцать лет назад мерить и до сих пор не вернулся.

— Так, угадал, заслужил награду.

Царица услыхала громкий разговор, открыла дверь и спрашиват:

— Это что за страсть явилась?

Солдат отвечат:

— Я дома был, и двадцать пять лет на службе служил, и не видывал страсти, и не знаю, что есть

за страсть. Царица-матушка, скажите, это что за такая страсть?

— Неужели вы двадцать пять лет прослужили, нигде страшного не видели?

— Нет, нигде не видал.

Он, верно, не знал страсти. Царь дал ему двадцать пять рублей и царица двадцать пять рублей.

Пошёл солдат страсть искать: «Уж, ладно, я сообщу вам с дороги, если найду эту самую

страсть". Идёт, ладится по лесу всё идти и нигде нет ничо страшного. Вот однажды шёл по пустоплёску, сбился с дороги, запнулся, упал. Темно, ночь уже была.

Общупал руками — крест деревянный, сугроб. Чиркнул, глядит: могила пола, открыта: «Спуститься в могилу? Нет ли`там страшного?» Залез в могилу.

Видит — там гроб, саван. «Bor тут я ночую».

Ложится. Перед петухами с полночи приближается покойник, бах в могилу. Кричит:

— Кто тут в моёй могиле? Вылазь!

— Ночую и уйду. Я вперед тебя место занял.

— Это моя могила, мой гроб! — кричит покойник.

— Твоя бы была, ты бы лежал, а то где-то бегал, люди заняли место, а он беспокоит! Ложись, хошь, со мной рядом, места обоим хватит. Вот уже утро, а покойник всё круг могилы бегат,

молит пустить его.

— А скажи, куда ты бегал, тогда пустю, — товорит солдат.

Надо говореть, а то петухи запоют, а он поверх земли останется.

— Я бегаю третий год, свою старуху мучаю.

Служивый встал, старика в гроб бросил, саван замотал на портянки и пошёл.

Проходит день. Поздненько стало. Заходит в деревню, забегат в крайнюю избу:

— Бабенька, пусти меня передневать.

— Ох, дитятко-солдатик, сама не сплю третий год. Старик у меня помер. Бегат он кажду ночь меня

шиньгат. Сама к людям спать хожу.

— Да, я у него седни ночевал. Смотри, портянки не из его савана?

Старуха аж побелела. Солдатик до вечера дожил. Накормила его старуха ужной. Он и говорит:

— Ты дай-ка мне два куля простых.

Она даёт кули и уходит к людям ночевать. Солдат лёг на кровать. Стал засыпать, слышит —

приближается кто-то, — бац!— и давай курпежить его. Он отодвинулся.

— Ты не шевель, лёг, так лежи. Я тебе не старуха.

Вот начинат его покойник и заболе шиньгать. Он схватил, в кули затолкал, завязал крепко и в

голова положил. Он из куля-то не уйдет, завязанный.

Утром приходит старуха.

A, бабушка, OH здесь, здесь!

Старуха в избу не зашла и тигаля! Приходит с народом. А солдат и говорит:

— Не бойся, он к тебе больше не придет. Я ero утоку.

Crpé6 через плечо и попёр. Протащил день. Чижало ему кажется. Припоздал в лесу. Завидел

большой-пребольшой костер в лесу. Подбегат к огню большому, видит — сорок разбойникох сидят.

Тe обокрали казначейство, расклали деньги у огня, варят ужну. Нодходит:

— Здравствуйте, ребята!

Один сквозь зубы сказал:

— Здравствуй!

Мешок возле бросил с покойником. И просит у их:

— Вы дайте-ка мне котел, ужну сварить.

Подают котёл человек на пять.

— Her, этот мне маленький. Дайте мне вон тот котел.

А тот котёл человек на двадцать. Те шары вылупили на него. Налил котёл полный воды, кое—

как тащит. Оне на ночь дров запасли, а он — раз!

— туды. Все дрова в огонь склал.

У их атаман-то был плешатый, жирный. Вытряс солдат покойника, отрезал кусок, нухает и говорит:

— Недавно поймал, а протух. Правда, лето. Бух его в котёл. A те трёхнулись: «Людоед» A

солдат зрит на атамана зорко и говорит:

— Вот этого кудрявого, плешатого поймать бы!

Эти сорок разбойникох как дождь от этого огня.

Оставили закуски и деньги оставили. «Это, ребята, пришёл людоед!»

Солдат собрал все, скопотился и уехал.

Проходит день-два. Заходит он ночью в одну избу. Там только один покойник, никого своих,

видно, нету. Старичок хороший, честный. Помер.

Читальщик днем читат, ночью уходит. Солдат думает: «Я ночую с ём». К поминкам были

приготовлены пирожник, блины и четверть водки. Солдат

думат: «Выпить — налупят. Украсть — догонят»

Достаёт сметану, всю бороду покойнику обмазал

запихал в рот пирог и выпихал покойника в окошко.

Собрал всё и ушёл. Утром приходит читальщик:

покойник в окно вылез. Сбежался народ.

— Да у него борода в сметане!

Глядят:

— Дак ведь он вино-то всё выпил, сметану, блины всё съел!

Taк на покойника и подумали.

А солдат домой приехал и никакой страсти не видал.