Двенадцать солдат из табакерки

В одном царстве-государстве солдат служил двадцать пять лет, и пришёл ему срок домой идти. Идёт он долами, идёт горами и думат: «Двадцать пять лет я служил, а царя в глаза не видал. Какой я солдат? Че люди скажут, столько служил, а царскую личность не видал! Пойду-ка посмотрю на его».

Уже прошёл он половину пути-дороги и заблудился. Вот плутал-плутал, три дня плутал, и к царю не попал, и домой не может попасть. Идёт он по лесу, пригорюнился, попадатся ему навстречу чёрная собачка. Он ружьё с себя снимает и говорит: «Дай-ка я её застрелю!» А собачка ему человеческим голосом: «Не стреляй ты меня, солдат!» Он и не стал, послушал её.

Пошла собачка вперёд, а он за ней. Привела его собака к лесу, в лесу стоял домик. Заходит он в ентот домик, дома никого нету, кругом всё чистенько, всё прибрано, обед стоит в печке. Выташил, пообедал, залез под печку и уснул. Спит-храпит. Пришли хозяева — деушка с баушкой и ихня дочь. Дочь быстренько наготовила на стол — всякие похлёбки, ши. Накормила стариков, они устали и легли спать. А сама посуду убрала и залезла спать на гобец.

Лежит на гобце и слушат: «Что тако? Кто-то у нас сегодня храпит». Слезла она, все обсмотрела. Видит — под печкой лежит солдат, она его разбудила: «Чё спишь под печкой? Вставай!» Солдат встал, она его угостила и говорит: «Лезь на гобец спать. Вместе поместимся». Он залез и думат: «Старики енти разбудятся, увидят, что я с ей сплю, выгонят или убьют меня». Но сон же долит, уснул и солдат.

Утром старики встали и думают, что это дочка так долго спит. Пошёл старик посмотреть, видит — а там солдат. Говорит он старухе: «Мать, к нам кто-то зятя прислал!» Обрадовались они, вместе за стол сели, попили, поели. Старик говорит: «Мы сейчас пойдём на охоту, а ты у нас оставайся домовничать. Подмети везде, посуду вымой, ужин приготовь!» Солдат согласился. Все трое ушли на охоту, солдат думат: «Что же я буду мести, скрести, мыть да варить? Возьму-ка я ружьё да за ними на охоту пойду».

Взял ружьё и пошёл. Ходил-ходил он по лесу, весь день бродил — и ничо не убил, и дома ничего не сделал. Только пришёл домой, а енти уже с охоты пришли и ругают его: «Что это такое? Ни ужина не приготовил, не убрался ничего. Мы тебя на сегодняшний день прошам, а завтра мы тебе никакого спардону не дадим!»

Остался солдат назавтре снова дома. Скорее-скорее пол подмёл, посуду вымыл, ужин наготовил, а сам быстрее побежал в лес: «Всё равно уйду совсем отсюда!» Но выйти никак из лесу не может, все плутат-плутат. Приходят старик, старуха и дочка из лесу, видят — ужин готов, а солдата нету. Были эти баушка с деушкой непростые: всё наперёд знали, нашли они этого солдата, привели домой, не хотят его отпускать. Назавтре они говорят: «Вот тебе грабли, иди к озеру и чисти его. Чё попадет, всё в полейницу складывай!»

Солдат взял грабли да и пошёл. Шёл-шёл, навстречу ему опять собачка попадат и говорит человеческим голосом:

— Я тебе поведу, а ты меня держись. Хочешь же отсюда выйти?

— Хочу!

Вот собака идёт, а он за ней следом. Идут-идут, видается имя́м большой дом, весь огороженный изгородью. Собака говорит: «Сейчас мы зайдём в ентот дом». Бежит вперёд, а солдат за ней. Ворота открыла, дом открыла, солдат за ней.

Только вошли, а она его в дверь толкнула и закрыла. А там темно, ни окон, ничё нету. Хочет солдат спички найти, шарит-шарит, уж думат: «Не найду». И ему кто-то человеческим голосом на ухо говорит: «В том углу полевее есть столик, на столике есть спички и свечка». Он шарил-шарил и действительно свечку нашёл. Затеплил и видит — посередине висит к потолку привязана большая сырая коровья кожа. Страшно ему стало. Но выйти из ентого дома он не может.

Из кожи человеческий голос: «Ты, служивый, спаси меня — и сам спасёшься. Надо тебе три дня в этой комнате находиться. Три ночи особенно страшные будут. Первую ночь придут старуха со стариком и смущат тебя будут всяко, но ты не обращай внимания. Вот тебе Библия. Ты эту книгу открой и читай, обчерти вкруг и читай и назад нисколь не оглядывайся, ни граммочку. Втору ночь опеть придут смушать тебя. Придёт заветный царь, будет сулить тебе и серебра, и злата, и моря, и океаны. Но ты не смушайся, ни на что не сгибайся. Третью ночь будет то же самое. Если все три ночи выдюжишь, будешь счастливым сам и меня спасёшь. И я буду счастлива».

Солдат остался. Подходит перва ночь, пришли старик со старухой и давай его по-всякому: «Зачем же ты сбежал от нас? Ты же зять нам. Ты же с нашей дочкой жить хотел». Солдат молчит, виду не подаёт, читат и читат Библию, назад не оглядыватся. Эти старики к нему вязались-вязались. Они же не простые, а колдуны. Прошла ночь, их не стало, а женский голос говорит: «Теперь, служивый, ложись спать. Теперь никто не потрогат тебя целай день». А у ей уже ноги из кожи стали выходить.

Служивый лёг спать, спит-храпит, на другую ночь опять надо выдюжить. Подходит ночь, приходит заветный царь и всяко смушат нашего солдата, по-всякому его тормошит. Солдат молчит, ни слова не говорит, не оглядыватся. Полночь пришла, петухи пропели, всё ушло. Будто не царь, а привидение како-то было. Она вышла из кожи по груди и говорит: «Теперь, солдатик, можешь поспать, отдохнуть. Третья ночь, последняя, сама сложна. Выдюжишь — живы будем, а нет — так нет».

Солдат встал в круг, открыл Библию, читат. Приходили и старики разные, и старухи, и девка эта сымям, и брат, и сестра, и отец с матерью. Кто только ни приходил: и покойники разные, и черти. И за уши его таскали, волосья жгли, и подкаливали, и уши хотели отрезать. Он всё равно не оглядыватся, стоит, читат. Петухи пропели, и всё как растаяло, никого не стало.

Вышла она совсем из коровьей кожи, девушка красивая оказалась и говорит: «Я заклятая была, меня заколдовали. Ты мой спаситель. Чем же я тебя отплачу? Пойдём к моему отцу, он с тобой расшитатся». Пришли они к её отцу, он так обрадовался, ведь дочку давно уже не видел:

— Как, служивый, тебе отплатить?

— Ничего мне не надо.

— Оставайся жить у нас.

— Нет, жить я у вас не останусь, домой мне надо идти.

Отец вытащил салфетки, одну дочери подал, а другую — солдату и ещё раз его поблагодарил. Идёт солдатик по лесу, салфетка в кармашке лежит. Он думат: «Что это за салфетку мне подарил отец девушки?» Вынул её, развернул, положил, а перед ним сразу стол появился с невиданными закусками и разносолами. Чего там только не было! Поел и салфетку обратно склал в карман. Идёт и думат: «Вот кака волшебная салфетка у меня теперь есть! Кака красота!» Навстречу ему идёт король со своей свитой:

— Откуда ты, служивый?

— Иду домой со службы.

А солдату не терпится короля угостить. Развернул он салфеточку и накормил и короля, и его свиту. Король ему говорит: «Продай мне эту салфеточку!», а женский голос ему на ухо шопчет: «Ты её не продавай, а променяй».

— Продавать я не буду, а променять можно.

— У меня есть табакерка, давай я тебе её отдам, а ты мне салфетку.

Поменялись, король поехал своей дорогой, а служивый — своей. Отошёл он немного, интересно ему посмотреть, что за табакерка такая. Открыл он крышечку, а оттуда выпали двенадцать солдат: все красивы, плечисты, здоровы — и говорят ему:

— Теперь ты у нас будешь хозяин, а мы твои подчинённы. Что ни прикажешь, всё доспем. Только ты нас корми похлеще, а то король нас совсем заморил.

— Если бы я знал тако дело, я бы салфетку не променял. Чем я вас кормить-то буду?

— Не переживай, что-нибудь сейчас придумаем.

Побежали они, догнали короля и отобрали у него енту салфетку, пришли к служивому и говорят: «Вот твоя салфетка». Служивый развернул её, накормил солдат до отвала и думает: «Короля иностранного я видал, он мне табакерку дал. Надо мне и царя повидать!» Приходит он в Москву, ко дворцу, к царю и просит, чтоб его пустили. Его пустили, посадил царь его за стол, угостил. «А теперь, — говорит солдат, — я вас угощу. Вы у меня за столом побывайте!»

Царь думат: «Как это — солдат идёт домой, ничего у него нет, даже ранца за плечам нет. Как он меня накормит?» Солдат говорит: «Я на острове костерок разожгу вечером, а вы приходите ко мне». Царю стало любопытно, и пришёл он вечером на остров, а там солдатик сидит, салфеточку свою развернул, на столе всяких явств, даже такого и царь-то не видал!

Накормил солдат царя-батюшку, поговорили они, царь и спрашивают:

— Кто тебе пособлял все это приготовить?

Солдат отвечает:

— А у меня двенадцать человек, да и сам я тринадцатый.

Царь думат: «Раз они меня так угостили, так и я их угощу». Приказал своим кухаркам-стряпкам готовить, они варят, парят, жарят. Царь-батюшка солдата ждёт и ещё тех двенадцать человек, которые из табакерки.

Пришли к нему эти двенадцать солдат из табакерки и сам солдат. Садит он их за стол, они ели-ели-ели-ели. Всё-то съели на тарелках и на блюдах, всё почистили и ещё просят. Царь думат: «Как же так? Как мне теперь стыдно против этого служивого!» И давай они спорить. Солдат говорит:

— Я целый полк накормлю, а вот ты, царь-батюшка, моих двенадцать солдат не накормишь.

— Конечно, накормлю я твоих солдат.

— Если ты моих солдат не сможешь накормить, то полцарства отдашь.

Царь думает: «Чё это двенадцать солдат не накормить? Всё равно накормлю».

Назавтра снова накрыли стол, двенадцать солдат едят и едят, никак не могут наесться. А служивый разложил свою салфеточку, и явства сами собой полились отовсюду. Получилось, что солдат целый полк накормил, а царь-батюшка двенадцать солдат не смог накормить. Спор есть спор, пришлось царю полцарства служивому отдать. Вот как быват в сказке!