Страсть

Сёгоды утка крякнула, берега звякнули, Куленга расплескалася, сказочка завязалася. Расскажу я вам, ребята, про солдатика, который служил в царской армии аж двадцать пять годков.

Служил он, служил, и время подошло уже идти домой. И была у этого солдата страсть — хотелось страшно повидать. Он и в баталиях участвовал, и во все драки ввязывался, а страшно не видал. Вот думат-думат солдат: «Где же мне страшно-то повидать? Пойду-ка я к царю-батюшке, все ведь его боятся. Авось там что-нибудь страшно увижу!».

Вот пошел он дорожкой прямоезжею, идет-идет, смотрит — дворец. Пустили его во дворец? Идёт он, смотрит — царь на троне сидит. Царь как царь, ничего страшного. Поговорили они с солдатиком, царь ему копеечку пожаловал и домой отправил.

А солдату надо страшно повидать. Вот он идёт горами, идёт долами, в пещоры тёмные заглядыват, в омутах тёмных глубоких купатся, а страшно нет, не видать! Шёл-шёл, смотрит — кладбише по дороге. Думает: «Вот то-то мне и надобно. Зайду-ка я на енто кладбише». Зашёл, смотрит — могила разрыта, и гроб стоит открытый. А время было уже к ночи.

Он думат: «То-то мне и надо — постельку кто-то приготовил!». Бухнулся он в ентот гроб, закрылся саваном и спит. В три часа ночи пропели первые петухи. Прибежал старик-покойник. Ой, страсть такая, не дай Бог! И начал этого солдата-то тюрюшить: «Что это ты на моё место, гад такой, развалился?». А солдат ему отвечает: «Вроде-то я совсем не толстый. Давай подвинусь, ложись вместе». Проспали всю ночь. После вторых петухов старик-то помер, успокоился.

Утром рано солдат встал, гроб прикрыл крышечкой и пошёл. Идёт горами, идёт долами, в пещоры тёмные заглядыват, в омутах глубоких купатся, а страшно не видать. Тут попалась ему старушка такая, веселый характер у нее, и говорит она:

— Солдатик, ты куда идешь?

— Отслужил 25 лет, домой иду. Мне переночевать где-то надо.

— Давай я тебя домой приглашу, ночевать не пушу, но покормить покормлю.

— А что ты меня не пустишь ночевать-то?

— Недавно старика своего схоронила, а он кажну ночь ко мне прибегат, никак мне жизни не дает. Я даже сама-то не ночую дома — убегаю к соседке.

 — Мне такое и надо, я страшно хочу повидать!

Зашёл он к ентой старушке, она его покормила, попоила и говорит: «Уже вечеряет, я к соседке пойду: боюсь-боюсь!». Остался солдат в доме, лёг на кроватку в уголочек и лежит себе. 12 часов пробило, прибегат тот же самый старик и давай солдата тюрюшить: «Что ты опять-то на мое место тут развалился? Как же так-то? Никакого ты мне спокоя не даешь — ни на том свете, ни на эеом!». А солдат-то думат: «Однако, мне этот старик где-то пригодится». Взял да его в мешок, завязал и под голову.

Первые петухи пропели в три часа, старик еще маленько там шовелился, а когда в четыре часа ночи пропели вторые петухи, он успокоился. Чуть забрезжило, прибегает бабка, дверь открыват и говорит:

— Солдатик, ты там живой нет ли?

 — А что мне сделатся?

— Старик-то прибегал нет ли?

— Да вот он у меня под головами лежит тут — в мышке.

Старуха испугалась и опеть к своей соседке убежала. Солдату делать нечего, взвалил он энтого старика-мертвеца, да и пошёл. Идёт горами, идёт долами, в пещоры тёмные заглядыват, в омутах глубоких купатся, но ничего страшно не видать. Старика он не бросат, все равно ташит, а он такой тяжелый!

Шёл-шёл солдат, подошло время к ночи, смотрит он — огонек теплится на поляночке. Подошел он к ентому огоньку, а там сорок разбойников награблено делют. У них там и золото, и серебро, и украшения всякие. Солдат подошел к ним, мешок сбросил и говорит: «Здравствуйте, чесны разбойники!». Они сразу всполошились: «Ты откуда? Кто такой и чо у тебя там за в мешке тако?». Солдат отвечат: «Проголодался, несите-ка мне чан. Да побольше!».

Принесли ему котел человек на тридцать. Он говорит: «Сейчас будем ужинать». Открывает мешок, а там старик-покойник. Солдат говорит: «Несите-ка мне нож». Уж было хотел отрезать, а разбойники шибко-шибко напугались, все от него разбежались. Как от дожжа разбежались.

А солдат награблено собрал в ентот мешок, в котором старика ташил, и пошёл домой. Как пришёл, закатил в своей деревне пир на весь мир.

Вот и сказка вся, дальше сказывать нельзя.